Неточные совпадения
Подумавши,
оставилиМеня бурмистром: правлю я
Делами и теперь.
А перед старым барином
Бурмистром Климку на́звали,
Пускай его! По барину
Бурмистр! перед Последышем
Последний человек!
У Клима совесть глиняна,
А бородища Минина,
Посмотришь, так подумаешь,
Что не найти крестьянина
Степенней и трезвей.
Наследники построили
Кафтан ему: одел его —
И сделался Клим Яковлич
Из Климки бесшабашного
Бурмистр первейший сорт.
Отцу Пантелея Еремеича досталось имение уже разоренное; он в свою очередь тоже сильно «пожуировал» и, умирая,
оставил единственному своему
наследнику Пантелею заложенное сельцо Бессоново, с тридцатью пятью душами мужеска и семидесятью шестью женска пола да четырнадцать десятин с осьминником неудобной земли в пустоши Колобродовой, на которые, впрочем, никаких крепостей в бумагах покойника не оказалось.
Ряд ловких мер своих для приема
наследника губернатор послал к государю, — посмотрите, мол, как сынка угощаем. Государь, прочитавши, взбесился и сказал министру внутренних дел: «Губернатор и архиерей дураки,
оставить праздник, как был». Министр намылил голову губернатору, синод — архиерею, и Николай-гость остался при своих привычках.
Тут уж как-то завелась переписка с консисторией, и поп,
наследник того, который под хмельком целомудренно не разбирал плотских различий, выступил на сцену, и дело длилось годы, и чуть ли девочку не
оставили в подозрении мужеского пола.
Единственный
наследник, которому поминаемый
оставил большое наследство, сидел на почетном месте, против духовенства, и усердно подливал «святым отцам» и водку и вино, и сам тоже притопывал, согревая ноги.
— В городе Бостоне, — говорит он, — Федор Сергеич Ковригин умер и
оставил после себя полтора миллиона долларов. Теперь по газетам разыскивают
наследников.
— Девок-то! — укоризненно говорил Игнат. — Мне сына надо! Понимаешь ты? Сына,
наследника! Кому я после смерти капитал сдам? Кто грех мой замолит? В монастырь, что ль, все отдать? Дадено им, — будет уж! Тебе
оставить? Молельщица ты, — ты, и во храме стоя, о кулебяках думаешь. А помру я — опять замуж выйдешь, попадут тогда мои деньги какому-нибудь дураку, — али я для этого работаю? Эх ты…
Муров. Нет. Они просили меня прекратить все сношения с ними. Мы, дескать, воспитали его, он носит нашу фамилию и будет нашим
наследником, так уж
оставьте нас в покое. Да и в самом деле, если рассуждать здраво, чего лучшего можно ожидать для ребенка без имени. Я мог вполне успокоиться; его участь завидная.
Года не прошло после этой свадьбы, как старики один вслед за другим сошли в могилу,
оставив бабушку Варвару Никаноровну с ее мужем полными
наследниками всего состояния, хотя не особенно богатого, но, однако, довольно их обеспечивающего.
Если бы вместо меня был ты или этот твой зоолог фон Корен, то вы, быть может, прожили бы с Надеждой Федоровной тридцать лет и
оставили бы своим
наследникам богатый виноградник и тысячу десятин кукурузы, я же почувствовал себя банкротом с первого дня.
Относительно судьбы дома в общем известно было лишь, что Ганувер, не имея прямых
наследников и не
оставив завещания, подверг тем все имущество длительному процессу со стороны сомнительных претендентов, и дом был заперт все время до эпидемии, когда, по его уединенности, найдено было, что он отвечает всем идеальным требованиям гигантского лазарета.
Оно падет опять, как он исчезнет:
Наследника нам не
оставит он.
Несется он к Франции милой,
Где славу
оставил и трон,
Оставил наследника-сына
И старую гвардию он.
То есть не
наследников, а тех, которые
оставляют, потому что их меньше и их легче искоренить.
Если он не
оставит потомства, русская корона переходит к Анне Петровне и ее
наследникам, с тем однако, что тот из них, кто будет на шведском престоле, не может быть русским императором.
Целую жизнь, будто по заказу, старался он расстроить свое достояние, но дедовские богатства были так велики, что он не мог промотать и половины их,
оставив все-таки три тысячи душ единственному своему сыну и
наследнику, князю Даниле Борисовичу.
Н. И. Григорович в статье «Канцлер князь Безбородко» приводит некоторые доказательства в пользу предположения, что императрица Екатерина II
оставила особый манифест, вроде духовного завещания, подписанный важнейшими государственными людьми, в том числе и Суворовым, и Румянцевым-Задунайским, о назначении
наследником престола не Павла Петровича, а ее любимого внука Александра Павловича и что документ этот, по указанию Безбородки, сожжен Павлом Петровичем в день смерти матери.
— Ужели старик не позаботился о своей крестнице и
оставил ее на произвол этим
наследникам?..
Смерть Глафиры Петровны Салтыковой чуть ли не за полчаса до назначенного ею времени написания духовного завещания, по которому — что знали многие — покойная
оставляла все свои капиталы и имения своим внучатым племяннику и племяннице, минуя ближайшего законного
наследника Глеба Алексеевича Салтыкова, в связи с присутствием в последние минуты жизни генеральши с глазу на глаз с его женой, Дарьи Николаевны, породила в Москве самые разнообразные толки.